Ямщик поскакал но все поглядывал на восток ударение

Диктант «Капитанская дочка»

Ямщик поскакал, но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. В одно, мгновение темное небо смешалось со снежным морем. «Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!»…

Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом – и скоро стали. «Что же ты не едешь?» – спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? – отвечал он, слезая с облучка. – Невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Савельич за него заступился. «И охота было не слушаться, – говорил он сердито, – воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!». Савельич был прав. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жилья или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели… Вдруг я увидел что-то черное. «Эй, ямщик! – закричал я. – смотри: что там такое чернеется?». Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек».

Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться к нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком.

Великому А. С. Пушкину. Буран!

Я увидел на краю неба белое облачко,
которое принял было сперва за отдаленный холмик – белый, как парное молочко.
Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран и посоветовал воротиться тотчас.
Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены подчас,
но ветер показался мне не силён и стал будто даже слабее;
я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.
Ямщик поскакал, но всё поглядывал на восток.
Лошади бежали дружно, обогнули по дороге невысокую кручу.
Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу,
которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо.
Пошёл мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Таким он давно не был.
Ветер завыл; сделалась метель.
В одно мгновение тёмное небо смешалось со снежным морем, похожим на ураган.
Всё исчезло. Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихрь. Всё кружило опрометью.
Ветер выл с такой свирепой выразительностью,
что казался одушевлённым; увидеть хоть что-нибудь вдали – едва ли.
снег засыпал меня; лошади шли шагом и скоро стали.
Что же ты не едешь? – спросил я ямщика с нетерпением.
Да что ехать? – отвечал он, слезая с облучка, – не подвезло нам с везением,
невесть и так куда заехали да и потом:
дороги нет и мгла кругом.
Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая.
Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь и немного её подтягивая.
Вдруг я увидел что-то чёрное.
Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?
Ямщик стал всматриваться: что-то и вправду виднеется.
А бог знает, барин, – сказал он, садясь на своё место, –
воз не воз, дерево не дерево, но кажется, что шевелится.
Должно быть, или волк, или человек имеется.
Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу.
Через две минуты мы поравнялись с человеком. Вот уж не думал, что в буран кого-то встречу.
Эй, добрый человек! – закричал ему ямщик. – Скажи, не знаешь ли где дорога, чтоб не ехать бестолку?
Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, – отвечал дорожный, – да что толку?
Послушай, мужичок, – сказал я ему, – знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
Сторона мне знакомая, – отвечал дорожный, – слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек испокон века.
Да, вишь, какая погода: как раз собьёшься с дороги.
Лучше здесь остановиться да переждать, чтоб коням не повредить ноги,
авось буран утихнет да небо прояснится:
тогда найдём по звёздам любые дороги, вcё уяснится.
Его хладнокровие ободрило меня.
Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи до следующего дня,
как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: выезжай,
слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай.
А почему мне ехать вправо? — спросил ямщик с неудовольствием. Где ты дорогу видишь?
В самом деле, – сказал я, – почему ты думаешь, что жило недалече? Дорогу как уследишь?
А потому, что ветер оттоле потянул, – отвечал дорожный, –
и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко – ехать можно.
Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать.
Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Впереди – ни зги не видать.
Кибитка тихо подвигалась то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг
и переваливаясь то на одну, то на другую сторону – и этак, и так.
Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Его я давно уж не видал.
Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал,
убаюканный пением бури и качкою тихой езды и почти успокоившись отныне.
Мне казалось, буран ещё свирепствовал и мы ещё блуждали по снежной пустыне.

––––
А.С. Пушкин. Капитанская дочка. (Отрывок).
Я увидел. на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.
Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.
Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!».
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня. ; лошади шли шагом — и скоро стали. «Что же ты не едешь?» — спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка, — невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом».
Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь.
Вдруг увидел я что-то черное. «Эй, ямщик! — закричал я, — смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек».
Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком.
— Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик. — Скажи, не знаешь ли где дорога?
— Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, — отвечал дорожный, — да что толку?
— Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный, — слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да, вишь, какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам.
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай».
— А почему мне ехать вправо? — спросил ямщик с неудовольствием. — Где ты видишь дорогу.
Ямщик казался мне прав. «В самом деле, — сказал я, — почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю.
Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.
Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне.

Тема бурана и ее значение в повести «Капитанская дочка» Пушкина А.С.

Буран (метель) в романе «Капитанская дочка» Пушкина являются одним из ярких эпизодов. Этот эпизод представлен во II-ой главе романа. Во время бурана (метели) кибитка главного героя, Петра Гринева, застревает в поле. Внезапно на заснеженной дороге Петр встречает загадочного бородатого мужика. Незнакомец помогает Гриневу добраться до постоялого двора. Впоследствии Петр Гринев узнает, что загадочный незнакомец это бунтарь Емельян Пугачев. Ниже представлен текст эпизода с описанием бурана (метели) в романе «Капитанская дочка» Пушкина.Смотрите: Все материалы по роману «Капитанская дочка»

Буран (метель) в романе «Капитанская дочка» Пушкина: текст эпизода

(отрывок из II главы романа)

«…Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и, наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?» – Это зачем? – Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу. – Что ж за беда! – А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.) – Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба. – А вон – вон: это облачко. Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран. Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее. Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран. » Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом – и скоро стали. «Что же ты не едешь?» – спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? – отвечал он, слезая с облучка, – невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: «И охота было не слушаться, – говорил он сердито, – воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели… Вдруг увидел я что‑то черное. «Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поровнялись с человеком. «Гей, добрый человек! – закричал ему ямщик. – Скажи, не знаешь ли, где дорога?» – Дорога‑то здесь; я стою на твердой полосе, – отвечал дорожный, – да что толку? – Послушай, мужичок, – сказал я ему, – знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега? – Сторона мне знакомая, – отвечал дорожный, – слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам. Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай». – А почему ехать мне вправо? – спросил ямщик с неудовольствием. – Где ты видишь дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. – Ямщик казался мне прав. «В самом деле, – сказал я, – почему думаешь ты, что жило
[1]
недалече?» – «А потому, что ветер оттоле потянул, – отвечал дорожный, – и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды. Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю
[2]
с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо, вероятно, знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам. Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне… Вдруг увидел я ворота и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтоб батюшка не прогневался на меня за невольное возвращение под кровлю родительскую и не почел бы его умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. «Тише, – говорит она мне, – отец болен при смерти и желает с тобою проститься». Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка приподымает полог и говорит: «Андрей Петрович, Петруша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; благослови его». Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж. Вместо отца моего, вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: «Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благословения у мужика?» – «Все равно, Петруша, – отвечала мне матушка, – это твой посаженый отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит…» Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из‑за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать… и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах… Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение…» Ужас и недоумение овладели мною… И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: приехали». – Куда приехали? – спросил я, протирая глаза. – На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на забор. Выходи, сударь, скорее да обогрейся. Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее.»
[1] Жилó (устар.) – жилье. [2] Соображаю – здесь: сопоставляю, согласую.
Это был текст эпизода с описанием бурана (метели) в романе «Капитанская дочка» Пушкина.
Смотрите: Все материалы по роману «Капитанская дочка»

Сочинения / Пушкин А.С. / Капитанская дочка

Пугачев со своими казаками устраивает жестокие расправы по всей России, не щадя даже женщин и детей. Вот как описывает Пушкин убийство Василисы Егоровны, жены коменданта Белогорской крепости: «Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них уже успел нарядиться в ее душегрейку …Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. „Злодеи!» — закричала она в исступлении… Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца». Точно такая же участь ожидала бы и Машу, если бы ее не успели отправить из родного дома.

Описания природы в пушкинской прозе так же просты и кратки, как и описания внешности, домашней обстановки, быта героев. Вот, например, один из пейзажей в повести «Капитанская дочка»: «Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все было покрыто снегом. Солнце садилось». Другой пейзаж еще более краток: «Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи». Основной пейзаж повести — картина бурана: «Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток.

Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями.

Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!»… Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь».

Пейзаж этот во многом символичен, он предваряет предстоящие события и участие в них главного героя, волей судьбы попавшего в метель. Буран — символ пугачевской вольницы. Темнота, вихрь, мутное кружение метели напоминают о человеческих заблуждениях, о том, что души людские зачастую находятся во мраке, где невозможно различить добро и зло, хорошее и дурное. Характерно, что подобный пейзаж мы встречаем в пушкинском стихотворении «Бесы». Там в бесконечном кружении метели герой неожиданно замечает бесов.

В «Капитанской дочке» из метели так же неожиданно появляется Пугачев. Таким образом, Пушкин уже в этом пейзаже заявляет о своем отношении к описанным историческим событиям. Образ Пугачева в поэме, безусловно, неоднозначен. В нем есть и ум, и отвага, и великодушие, но «жить убийством и разбоем» — значит «клевать мертвечину».

А «шайки разбойников» Пугачева злодействуют повсюду, разоряют селения, крепости, самовластно казнят и милуют… «Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка — копейка», — писал Пушкин. Пугачев со своими казаками устраивает жестокие расправы по всей России, не щадя даже женщин и детей. Вот как описывает Пушкин убийство Василисы Егоровны, жены коменданта Белогорской крепости: «Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них уже успел нарядиться в ее душегрейку…

• Образ и характеристика Савельича в романе Капитанская дочка Пушкина сочинение

Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. „Злодеи!» — закричала она в исступлении… Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца».

Точно такая же участь ожидала бы и Машу, если бы ее не успели отправить из родного дома. Пугачевцы — это анархическая вольница, безудержная, беспощадная и жестокая. Мятеж, устроенный ими, подобно бурану, сметает на своем пути человеческие жизни, играет судьбами. Человеку трудно выстоять и уцелеть посреди жестокой, свирепой метели. Точно так же трудно «устоять» и уцелеть Петру Гриневу в создавшейся ситуаций, в кровавой и безумной атмосфере мести и бесчисленных злодейств. Однако значение сцены бурана в повести не исчерпывается тем, что в символической форме она изображает пугачевский мятеж.

Это еще и напоминание о том, что человеку надлежит избрать свой, единственно верный в жизни путь и суметь не сбиться с него. Один неправильный шаг — и ты заблудился, погиб, замерз, занесенный вьюгой. Жизнь человеческая хрупка, в ней необыкновенно важны «правильные» поступки, источником которых может быть лишь любовь и милосердие. Именно эта философская мысль реализуется в пушкинском сюжете. Помня о встрече с молодым человеком, о подаренном Гриневым заячьем тулупчике, Пугачев спасает его от смертной казни, сохраняет жизнь Маше.

Однако, кроме определенного духовного дидактизма, в повести достаточно сильно звучит и идея судьбы, значения ее в человеческой жизни. Встреча с незнакомым чернобородым мужиком в страшный, смертельно опасный буран определяет всю дальнейшую судьбу героя. Вожатый выводит Гринева к постоялому двору, не дав молодому человеку погибнуть от снежной стихии. Точно так же впоследствии Пугачев «выводит» его из вихря исторических событий, не дав своим «молодцам» его повесить и пощадив Машу.

Эти события в повести предваряет не только картина бурана, но и «пророческий» сон Гринева. Похожий образ метели, бесовского вихря, сбивающего человека с ног, мы встречаем в поэме Блока «Двенадцать». Движение снежного вихря символизирует здесь Россию, охваченную революцией. Беспощадный ветер у Блока сбивает с ног прохожих, «подолы крутит», «рвет, мнет и носит Большой плакат», сопровождает «державный шаг» красногвардейцев. Двенадцать идут в поэме «без имени святого», «без крест, а», им «ничего не жаль».

На своем «революционном пути» они убивают Катьку, грабят погреба, обещают «полоснуть ножичком» и «выпить кровушку». Впереди них — Иисус Христос, но как далеки до него блоковские герои! Пока они неразрывно слиты со стихией метели, с бесовской, античеловечной атмосферой. Но финал их пути, по Блоку, — это принятие Божественного начала в жизни, это раскаяние, добро и милосердие. Таким образом, картина бурана в «Капитанской дочке» весьма многозначна.

Это и элемент композиции, фон, на котором происходит действие, это и символ предстоящих событий, символ основной темы произведения.

Метель – это проявление природных сил. Природа может быть спокойной, мирной. Но иногда она предстает перед человеком как нечто непостижимое и мистическое. В повести А. С.Пушкина «Метель» эта природная стихия является проявлением высшей, божественной воли.

Героиня повести Маша, которая «была воспитана на французских романах», была влюблена. Избранник Маши тоже очень любил ее. Но, вместе с тем, счастье влюбленных было невозможно, потому что родители девушки была настроены против этого брака. И влюбленные решили обвенчаться тайно, чтобы потом упасть в ноги родителям и вымолить их прощение. Но то, что было задумано, все-таки не осуществилось.

В судьбу молодых влюбленных вмешалась метель. Как только Владимир, возлюбленный Маши, отправился в церковь на венчание, снег занес всю дорогу, и он заблудился. Возможно, если бы не метель, влюбленные смогли бы исполнить свое решение. В их планы вмешалась сама судьба. Марья Гавриловна вышла замуж за другого, который стал впоследствии ее судьбой и ее счастьем.

В романе «Капитанская дочка» метель служит символом разгулявшейся стихии, вихрей судьбы и истории. Неслучайно герои Гринев попадает в снежную бурю в начале произведения, перед тем, как будут разворачиваться события пугачевского восстания. Какая-то высшая сила уже закрутила, втянула героя в свой исторический «сюжет», главным действующим лицом которой будет Пугачев. Именно он и появляется из метели, чтобы вывести Гринева. Эта сцена имеет символический смысл: Пугачев выводит Петра не только из снежного ненастья, на протяжении романа он заставляет его о многом задуматься, многое в жизни понять.

В позднем творчестве Пушкина метель приобретает негативный смысл. Она становится символом разгула нечистой силы, враждебности, злобы (стихотворение «Бесы»).

Качественно в новом плане выступает метель в поэме А. Блока «Двенадцать». Поэт видит революцию как стихийное явление, которое, подобно ветру, метели, буре, не имеет цели и направления. Это природная воля, которая до поры до времени таилась в самых глубинных пластах народной жизни и, подобно огненной лаве, вырвалась из недр, уничтожая все на своем пути. Эта стихия — революции символически изображена в первой части поэмы в виде ветра:

На ногах не стоит человек.

На все божьем свете!

«Ветер жестокий» гуляет, свищет, «и зол и рад», «разыгралась чтой-то вьюга», «ох, пурга какая, спасе!» — метель сметает плакатные фигуры «страшного мира», буржуазной пошлости.

Сама революция показала в поэме в обобщенно-символическом образе вселенского ветра, метели, врывающийся в жизнь обывателя:

На ногах не стоит человек.

Это стихия, пусть очистительная, но безжалостная, разрушительная.

Таким образом, образ метели традиционен для русской литературы. В творчестве каждого писателя он получает разные трактовки, помогая выражать авторский замысел и авторский взгляд на мир.

«Капитанская дочка» – описание бурана

(Пушкин «Капитанская дочка», глава 2.)

Капитанская дочка. Краткое содержание по главам. Иллюстрированная аудиокнига

• «Капитанская дочка» – описание вожатого — Русская историческая библиотека

…Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и, наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»

– Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу.

– А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.)

– Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.

– А вон – вон: это облачко.

Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.

Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.

• Краткое содержание повести «Капитанская дочка» по главам

Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран. »

Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом – и скоро стали. «Что же ты не едешь?» – спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? – отвечал он, слезая с облучка, – невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: «И охота было не слушаться, – говорил он сердито, – воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели…

(См. далее «Капитанская дочка» – описание вожатого.)

• Вы здесь:
• Русская литература
• «Капитанская дочка» – описание бурана